— Я не стану ни лгать, ни извиняться. Я не скажу ничего. Можете верить во что угодно. Хотя должна вас предостеречь, что не вся правда лежит на поверхности, то, что кажется истиной, не всегда ею является, — тихо проговорила Элисия, не имея возможности защититься, не нарушая слова, данного Айану. Алексу оставалось или найти в себе силы поверить, или убедить себя в неверности жены.
— Вы меня предупреждаете? — недоверчиво переспросил Алекс, потрясенный таким ответом. — Что ж, мадам, вы сказали правду: именно вы совсем не та, какой считают вас люди! Невинная юная девушка, милая и деликатная и такая добродетельная. — От его смеха у Элисии мурашки забегали по коже. — Вы — истинная дочь Евы. Притворство и обман для вас естественны как воздух. Вы подобны остальным женщинам: вашу кровь будоражат краденые поцелуи, чужие мужья. Вы превращаете в насмешку понятие добродетели. Ваша лживость и притворство почти сумели одурачить меня, и я не понял вашей истинной сущности, мадам. — Он отвернулся от нее, полный презрения к собственной глупости, а затем вдруг кинул ей тонкий листок бумаги. — Вряд ли мне известен этот Айан. Наверное, он один из ваших прежних любовников. Возможно, на деле вы направлялись в Лондон к нему, и ваш рассказ о бессердечной и жестокой тетке, о поисках работы всего лишь очередная ложь? А может быть, даже вы были наняты сэром Джейсоном и помогали ему расставлять для меня ловушку? Должен вас поздравить, мадам, вам блестяще удалась роль невинной девушки.
— Вам лучше, чем кому-либо другому, должно быть известно, что вы — первый и единственный мужчина, которому я принадлежала, — только и вымолвила Элисия.
Руки Алекса судорожно сжались, на щеках заиграли желваки; он не мог больше сдерживать полыхавшую в нем ярость. Отвернувшись от Элисии, которая смотрела на него своими огромными зелеными глазами, будто обвиняла его в каком-то преступлении, он обвел глазами комнату, и взгляд его уперся в куколку с фарфоровым личиком, которая словно дразнила его своей нарисованной улыбкой, олицетворяя все женское неизбывное предательство. Жилы у него на шее мучительно напряглись, ему захотелось уничтожить, растоптать эту улыбку. Рука его протянулась, схватила куклу, и, не обращая внимания на отчаянный крик за спиной, он швырнул ее на пол, этот символ всего, что он ненавидел. И она осталась там, сломанная, с разбитым вдребезги лицом.
Элисия проскользнула мимо него и упала на колени, на острые фарфоровые осколки. Склонившись над куклой, она подняла кусочек лица… Белокурый локончик жалко свисал с раздавленной головки. Элисия распростерлась на ковре, защищая всем телом сломанную куклу. Отчаянные, безудержные рыдания, исторгнутые из самой глубины души, сотрясали хрупкое тело.
Алекс застыл на месте, ошеломленный собственным взрывом, внезапной потерей самообладания. Наконец плач Элисии вернул его на землю. Растерянно глядел он на лежащую у его ног фигурку, сотрясаемую душераздирающими рыданиями. Он взял ее за плечи, собираясь поднять, но она вырвалась, отпрянула, словно обожженная его прикосновением, и затихла в углу, как побитый щенок.
Алекс тихонько выругался. Решительно подхватив ее под руки, он поднял ее с ковра и крепко удерживал на месте, несмотря на ее усиленные попытки освободиться.
— Успокойся, Элисия. Бог мой, я не собираюсь тебя бить. Тебе незачем вырываться.
Тогда Элисия сдалась и обмякла в его руках, а он продолжал крепко прижимать ее к груди. Затем он бережно положил ее на атласное одеяло и ставшими вдруг странно неуклюжими пальцами откинул с нежного лба жены пышные волосы.
— Элисия, погляди на меня, — велел он, но ее невидящие глаза уставились в пространство. Лицо ее покрылось мертвенной бледностью, заплаканные глаза покраснели, веки набрякли. Нагнувшись, он высвободил из судорожно стиснутых пальцев осколок разбитой куколки.
— Я тебя ненавижу, — прошептала Элисия безучастным голосом, когда Алекс, смочив носовой платок водой из графина, стоявшего на прикроватном столике, протер ей исцарапанные ладони.
Закончив, Алекс встал и холодно ответил:
— Взаимно, мадам.
С этими словами он удалился. Элисия услышала, как дверь между их комнатами захлопнулась… Закрылась не просто дверь между соседними спальнями… Приподнявшись на локте, она откинулась на подушки и полусидя посмотрела на беспорядок на полу. Там лежали разбитые его властной рукой все ее надежды и мечты, все ее иллюзии и убеждения, небрежно и беспощадно уничтоженные в один миг свирепой ярости.
Стоило ей о них горевать? Если быть честной, ей следовало признаться себе самой, что она уже почувствовала, как эти идеалы постепенно разрушаются, ей просто не хотелось в этом сознаваться. Возможно, потому, что это было единственным ее достоянием, единственной жизненной опорой. Даже ложная вера гибнет с трудом. Все, что она хотела от жизни, это быть любимой и лелеемой, желанной и защищенной. И жить в кругу своей семьи. Если она утратит веру в эти мечты, что ей останется? Нет, скорее она согласится умереть, чем расстаться с ними.
В чем ее вина? Чем заслужила такой жестокий удар? Элисия сдавленно засмеялась. Она полюбила дьявола… Конечно, теперь она должна терпеливо принимать все сюрпризы судьбы.
В траве скрывается змея.
Вергилий
Элисия пробежала пальцами по тонкой тисненой коже переплета лежавшей у нее на коленях книги. Впадинки узора были шершавыми на ощупь. Алекс снова отправился куда-то на верховую прогулку с леди Вудли. Это ни для кого не было секретом. Лорд Тривейн прямо сообщал ей, куда именно он отправляется и с кем, он явно наслаждался, говоря это. Судя по всему, его не волновало холодное молчание жены и то, что она не отвечала на его вызов.