Дьявольское желание - Страница 5

Элисию передернуло от незаслуженного оскорбления, плечи ее сгорбились под тяжестью вопиющей несправедливости. Она только что пережила унизительный страх, продрогла до костей, от усталости не чуяла под собой ног. Скорее всего тетка решила полюбопытствовать, удалось ли племяннице на этот раз вернуться живой и невредимой после ее поручения. Сейчас девушке больше всего хотелось погреться на кухне у огромного очага и выпить чашку крепкого горячего чая. Но когда Элисия повернулась, чтобы уйти, Агата остановила ее.

— Я хочу поговорить с тобой.

— Хорошо, тетя Агата, но я хотела бы сначала переодеться и выпить чашку…

— Успеется, — грубо оборвала ее Агата. — Можешь побыть в мокрой одежде, пока я не закончу. Ты вполне заслужила это своей нерадивостью.

«Вернее, это наказание за то, что вернулась целой», — иронически подумала Элисия, обводя взглядом унылую гостиную с ее серо-зелеными обоями, полосатой оливковой обивкой дивана и стульев и зеленовато-коричневым ковром на полу. Суровые лица семейных портретов и холодные даже на вид мраморные столики для безделушек многократно отражались в зеркале над камином, удивительно не соответствуя вычурной резьбе его золоченой рамы. В камине горел небольшой огонь, и Элисия невольно попыталась к нему приблизиться.

— Сядь там. — Тетка повелительно ткнула пальцем на жесткий стул у окна. Элисия медленно опустилась на него, пытаясь поудобнее устроиться на деревянном сиденье. От оконной рамы струился холод, и девушку пробрала дрожь.

Тетя Агата разместилась на полосатых атласных подушках дивана, стоящего перед камином, жадно поглощая все тепло от невысоких языков пламени, и пригладила якобы выбившуюся из прически прядку. Элисия никогда не видела, чтобы хоть единому волосу удалось выбиться из тугого пучка на затылке. Так же как ей никогда не доводилось наблюдать, чтобы лицо тетки озаряли радость, улыбка или любовь. Агата источала лишь одну непреклонную суровость.

За те два года, что Элисия провела в Грейстон-Мэ-нор, она ни разу не услышала от тетки доброго слова, обращенного к кому бы то ни было. Однако девушке всегда казалось, что к ней Агата относится еще враждебнее, чем к другим. Взяв Элисию к себе в дом, тетка приобрела не племянницу, а служанку для черной работы с тем дополнительным удобством, что ей не надо платить.

Элисия была совсем обескуражена. Ее воспитывали как леди, берегли, холили и лелеяли. Родители-аристократы баловали ее и нанимали учителей, чтобы всячески развивать ее ум и способности. Положение последней служанки оказалось для нее страшным ударом. Нет, ленивой ее нельзя было назвать. Она жила в постоянной готовности всем помочь и выросла сильной, ловкой девушкой, увлекающейся верховой ездой и тому подобными занятиями, не слишком принятыми для девушек ее круга.

Если бы ее семья просто обеднела, она с радостью помогала бы родителям всем, чем могла. Даже если бы для этого понадобилось на четвереньках скоблить полы… Она с готовностью принесла бы эту жертву ради семьи и не чувствовала бы себя униженной и оскорбленной.

Но здесь, в Грейстон-Мэнор, у Агаты вовсе не было нужды подвергать ее подобным испытаниям. Родная тетка превратила ее в поломойку, нагруженную нескончаемой поденщиной. У любой служанки в доме было больше свободы, чем у Элисии. Здесь она была никто, существуя на голом холодном пространстве между слугами и госпожой, отрезанная от всего и вся. Прислуга знала, что Элисия принадлежит к высшему классу, что она племянница хозяйки поместья, и держалась от нее на расстоянии, полностью лишив своего общения. При этом они не сомневались, что Агата палец о палец не ударит в защиту Элисии, и бедной девушке приходилось работать за троих. Поместье тетки оказалось для молодой леди работным домом. Элисия не имела ни минуты отдыха. Ей некогда было остаться наедине со своими мыслями. Девушка постоянно что-то убирала, чистила, мела. То она до седьмого пота натирала воском старинную мебель и дубовые панели, то скребла до блеска полы, то вытирала пыль, то штопала белье… пока не валилась с ног.

При этом Агата всегда находилась поблизости, наблюдая, указывая, распоряжаясь, и никогда ни к чему не притрагивалась. Элисия часто думала, что той доставляет удовольствие щелкать бичом над вечно занятой работой племянницей.

Теперь Элисия с горечью вспоминала, как боялась оказаться обузой, обременить свою тетку. Все повернулось совсем по-другому. Хозяйство в доме Агаты велось крайне экономно, без каких-либо излишеств, а скудная еда, предназначенная племяннице, с лихвой покрывалась исполняемой ею изнурительной работой, которая наверняка возмещала ее возможные долги тетке.

И все это произошло, когда Элисия так нуждалась в любви и понимании, в то тяжелое время, когда она осталась сиротой, вырванной с корнями из родного дома, где безмятежно протекало ее счастливое детство. Обездоленная, она жаждала дружеской улыбки, доброго слова, но ей досталась лишь боль воспоминаний. От окружающих она видела только ненависть и оскорбления.

Элисия постоянно чувствовала на себе надзирающее око Агаты. Та была неистощима на подлые выдумки, подталкивающие девушку к опрометчивым поступкам, а затем с особым злорадством наказывала за них. Девушка понимала, что злая, подлая женщина хочет ее сломить, но решила, что не доставит тетке такого удовольствия. Она не сдастся, она будет бороться, если не открыто, словами, то молча. У нее еще осталась частица прежней гордости.

К концу дня, когда постоянные попреки Агаты становились невыносимыми, а все тело ломило от усталости, она карабкалась наверх, в свою чердачную каморку, холодную и убогую. Сколько раз смотрела она из окошка вдаль, мечтая о несбыточном, вспоминая далекие времена, когда она не знала, что такое жестокость, одиночество и печаль!