— Простите, ради Бога, приношу вам свои соболезнования, — поспешил выразить сочувствие сэр Джейсон. — Я понятия не имел о вашей утрате. Трудно смириться с такой огромной потерей.
— Иногда я думаю, что было даже к лучшему умереть им вместе, потому что сомневаюсь, что они смогли бы прожить друг без друга… Брак моих родителей был на редкость счастливым.
— Как необычно! В жизни не часто встречается подобная супружеская преданность. Кстати, присутствующий здесь лорд Тривейн вообще не верит в любовь… тем более в брачные узы. Я не ошибаюсь, милорд? — с подчеркнутым простодушием обратился сэр Джейсон к маркизу, который явно скучал.
— Совершенно верно. Любовь существует лишь в умах нищих поэтов, потрафляющих фантазиям подростков и старых дев, — с сарказмом подтвердил маркиз, кривя губы в презрительной усмешке.
— Этим утверждением, милорд, вы лишь доказываете свое непонимание возвышенных чувств… Впрочем, чего еще ждать от лондонского джентльмена! — запальчиво возразила Элисия.
— Неужели? Я полагаю, вы намного лучше меня знакомы с этим блаженным чувством, которого равно жаждут простые смертные и боги? — язвительно поинтересовался он.
— Нет, но…
— Тогда вы ничего о нем не знаете, так же как, если я не ошибаюсь, и о страсти. Ваши знания почерпнуты из романов, и, кстати, не всегда хороших. Я обнаружил, что женщины делятся на две части: они либо романтически сентиментальны и заливаются слезами по поводу и без повода, либо это корыстные хищницы, готовые использовать любую возможность, чтобы достичь своей цели. — Лорд Тривейн вопросительно глянул на Элисию. — Любопытно, к какой категории относитесь вы? — Его четко очерченные губы насмешливо растянулись, и в голосе прозвучала донельзя обидная ирония. — Впрочем, с вашей внешностью вы без труда добьетесь исполнения любого желания каким-нибудь несчастным одуревшим влюбленным.
— Я не отношусь ни к тем, ни к другим, милорд, — холодно и раздельно проговорила Элисия, глядя прямо в золотые глаза маркиза. — У меня нет сомнений, что большинство мужчин — себялюбивые животные, озабоченные удовлетворением своей похоти. Им нет никакого дела до чувств окружающих, особенно той, кому выпало несчастье стать женой подобного варвара. — Голос Элисии зазвенел от негодования. Надменно вздернув упрямый очаровательный подбородок и сверкая глазами, она продолжала, все больше одушевляясь: — Поистине, милорд, мне остается только посочувствовать вашей жене, если таково ваше мнение обо всех женщинах. Хотя, как я уже сказала, чего ждать от человека вашего круга. Лондонский джентльмен… Ха! Смешно сказать! Ваша низость сравнима лишь с вашим себялюбием. И я, со своей стороны, считаю, что женщинам следует обходиться без вашего общества и презирать весь ваш пол.
Элисия, задохнувшись, замолчала, сконфуженная собственным порывом и ошеломлением маркиза ее яростными нападками. Он даже против обыкновения несколько растерялся, но она решила не извиняться: это была лишь простая самозащита.
— Туше! — с удовольствием рассмеялся сэр Джейсон, которого их перепалка несказанно позабавила. Он зааплодировал, заставив щеки Элисии запылать от чувства неловкости. — Ну и ну, вы поистине задали маркизу головомойку, а этого, готов поручиться, отродясь никто не делал. Не так ли, милорд? — Он продолжал улыбаться. — Простите меня, мисс Димерайс, за то, что являюсь представителем пола, который вы так презираете, и разрешите продолжать и дальше наслаждаться вашим очаровательным обществом. — Он говорил преувеличенно умоляющим тоном, и лукавые искорки мелькали в его голубых глазах.
Обстановка разрядилась, и сэр Джейсон обратился к маркизу:
— Тривейн, вы когда-нибудь встречали родителей мисс Димерайс?
— Если память мне не изменяет, я раз или два имел удовольствие встречаться с вашими родителями. Они, по-моему, редко наезжали в Лондон. — Лорд Тривейн помолчал. — Но я отчетливо помню вашу мать. У вас волосы такого же цвета, как у нее.
Маркиз с любопытством разглядывал ее, словно вынуждая почувствовать, что иметь такой цвет волос — преступление. Она невольно пригладила яркий локон и решила, что ей совершенно безразлично, одобряет ее этот заносчивый аристократишка или нет.
К счастью, тут появился Тиббитс с обеденным подносом, и она, с облегчением извинившись, занялась едой. Элисия с аппетитом поглощала поданные ей яства: пышный пирог с голубями, ломтик говядины с зеленым горошком, нежным и сладким. Все было очень вкусно и показалось ей просто пиром, настолько свыклась она за последние два года с простой и скудной пищей в доме тетки Агаты.
Тетя Агата! Что-то она поделывает сейчас? Наверное, проклинает ее, сотрясаясь от негодования своим костлявым, тощим телом. Но улыбка девушки погасла, едва появившись, когда Элисия припомнила, с какой безжалостной хваткой вцепились в ее плечи эти длинные острые пальцы. Да, если Агате удастся когда-нибудь ее найти, она с наслаждением постарается сурово наказать строптивую племянницу.
Нервно прикусив губу, Элисия уставилась невидящим взглядом на горячий пирог и задумалась, правильно ли поступила. Удастся ли ей найти работу в Лондоне, удастся ли…
— Невкусно? — раздался шутливый возглас, и, подняв глаза, Элисия увидела над собой улыбающееся лицо сэра Джейсона. Она решила, что он вполне приятный человек, несмотря на несколько жеманные манеры и пестрый, вызывающий наряд. Хотя надменный маркиз вызывал у нее отвращение, нельзя было не признать, что его одежда понравилась ей гораздо больше. Бледно-коричневый сюртук для верховой езды и туго облегающие мускулистые бедра бежевые лосины над блестящими, как зеркало, черными гессенскими сапогами… Никто бы не смог назвать его денди: наряд и резковатые, небрежные манеры это опровергали.